На прощанье отец крикнул мне: «До встречи, сынок!»

Я провожал отца на войну и понимал, что он может с неё не вернуться.

Я провожал его на фронт обычным летним днём. Было около четырёх часов дня. Новобранцы собрались у сельсовета. Оттуда пешком они должны были отправиться в военкомат города Кимры, а потом на Савёловский железнодорожный вокзал. Вот раздалась команда офицера, все солдаты встали в строй и начали движение по направлению к городу. Я вместе с мамой бежал по обочине дороги вслед за ними. А природа как будто не понимала, что происходит страшное… Солнце светило так ярко, словно дразнило нас. Оно не считалось со всем происходящим у меня в душе. Я провожал отца на войну, был самым старшим ребёнком в семье и, наверное, единственный понимал, что он может с неё не вернуться.

Наконец, мы дошли до вокзала в Савёлово. Здесь солдатам дали команду «Вольно» и разрешили проститься с родственниками или сразу сесть в вагон. Отец подошёл ко мне, с улыбкой взял меня на руки и зашёл со мной в буфет. Там он купил мне кулёчек моих самых любимых конфет и пообещал, что, когда вернётся, съест их вместе со мной. Неожиданно раздался безжалостный свисток, отец запрыгнул в вагон и помахал мне рукой со словами: «До встречи, сынок!». В моих ушах ещё долго гудели его слова, и мы с матерью сквозь слёзы тихо молились о его возвращении. Поезд ушёл за горизонт, и мы повернули в сторону дома, а свёрток конфет всю дорогу жёг мне руку…

Все дни разлуки мы заполняли тяжёлым трудом: я работал в колхозе, выполняя любую задачу наравне со взрослыми. Но пустоту в сердце заполнить так и не смог. И когда по радио, спрятанному в подвале, объявляли погибших, мне оставалось лишь надеяться, чтобы имя отца не прозвучало, чтобы он уцелел. Вечером, возвращаясь в свою комнату, я перебирал в руках конфеты, вспоминая его слова, и на глаза каждый раз наворачивались слёзы…

…Наступила осень 1941 года. Я был на поле, когда пришло письмо. Мать не хотела открывать его без меня, поэтому смиренно ждала. Когда я зашёл в дом, она тихо сказала: «Присядь». Конверт дрожал у неё в руках, и с каждой попыткой его разорвать, разрывалось на мелкие кусочки и моё сердце. Наконец, мама собрала последние силы и взглянула на листок, а я впервые в своей жизни услышал, как звучит настоящее горе… Похоронка выпала из маминых рук, и подняв её с пола, я увидел, как печатными буквами в ней было написано: «Убит под Москвой».

Я до сих пор не понимаю, почему такая мелочь, как одна строчка, одно короткое предложение, может принести столько страданий? Помню, как побежал в комнату, схватил конфеты и бросился в убранное на зиму поле, такое же осиротевшее, как и я. Он же обещал, что вернётся! Почему он меня бросил? Я упал на колени и зарыдал…

На следующий день умерла моя бабушка. Мы ничего ей не рассказывали, но как только она увидела наши лица, она сказала: «Васька погиб», – а потом просто легла и умерла. Я заполнял беспощадную пустоту в моей душе как мог: работал, помогал младшим братьям и сестре, старался заменить матери потерянную опору и защиту. Но утрата того дня навсегда осталась со мной…
С тех пор прошло много лет. Великая Отечественная война давно закончилась. Советский Союз победил фашистов. Но каждый год девятого мая в минуту молчания я вспоминаю отца и кулёчек конфет, который я пронёс с собой через всю мою жизнь.

Аня Алексеева, 12 лет

Опубликовано 08.01.2022